Исторические знания в строках Пушкина
Часть 2
В предыдущей части мы обнаружили, что упомянутое Пушкиным Лукоморье действительно обозначено на старинных картах многих картографов 16 века. Более того, на всех картах указана некая Тартария, о которой почему-то историки и учебники истории «скромно» умалчивают. Что это за удивительная страна? Некоторые, облеченные степенями деятели от истории, не смущаясь утверждают, чтобы хоть как-то объяснить сей конфуз, что это не страна (государство) а некая географическая местность, обозначенная на картах.
Но вот какая незадача: эта «территория» почему-то указана и описана в ряде энциклопедий как самостоятельная держава. Кроме этого, есть множество гравюр, документов, также указывающих на существование огромной державы с этим названием, у которой был свой герб и флаг. А у географической территории может быть свой флаг? Очевидно, что нет, не может быть.
И всё-таки, нужно обратить внимание и не забывать о том, что само название «Тартария» — это, скорее всего, не самоназвание этой страны. Более того, все страны, в том понимании, которые мы сейчас имеем, начали формироваться только в 17 веке, а до этого четких границ, а соответственно, и устоявшихся названий ещё не имели. Понимая это, можно сделать вывод, что название «Тартария» — это название от западных картографов и историков. Так было, так есть и так будет: историю пишет (и переписывает) победитель.
«Тартария» тогда проиграла и исчезла.
Яркий тому пример современности – это распад СССР. Но вернёмся к Александру Сергеевичу Пушкину и его творчеству.
Насколько содержание и описание его поэм и сказок исторично, соответствует истории народа и событий его жизни? Где грань между художественным вымыслом и реальными событиями, образами, понятиями?
Сказка — это не просто вымысел или небылица, но повествовательное произведение с сознательной установкой на то, чтобы выглядеть как небылица.
Сказка в данном случае понимается как нечто записанное со «сказанного» («сказыванье»), как «чужое слово», которое может принять облик любого повествовательного жанра.
Давайте вспомним в какое время жил и творил Пушкин. Он родился и начинал свою литературную деятельность при царе Александре I, когда он (царь) 9 (21) июля 1804 г. утвердил первый устав о цензуре в Российской империи, в соответствии с которым все издания должны были проходить цензуру в специально создававшихся цензурных комитетах. Система цензуры в России начала складываться ещё в конце XVII, начале XVIII вв. В то время она подразделялась на предварительную и карательную. Цензура могла быть как общей (для российских или иностранных изданий), так и ведомственной (военной, духовной, театральной).
Не лишне будет вспомнить, что с приходом царя Петра I и последующих из династии Романовых-Гольштейн-Готторпов в «высшем свете» стал преобладать голландский и немецкий языки, которые затем были вытеснены и заменены французским. Естественно, что всё что касалось русского языка было «не культурно» и не приветствовалось «высшим светом». Романовы 300 лет намеренно уничтожали русскую культуру, ими насильно насаждалось образование и культура западного образца. Однако Русь упорно сопротивлялась царским реформам. В этом противостоянии наиболее просвещённая исконно русская дворянская среда обратилась к неувядаемому народному источнику – к фольклору.
В силу этого часть мыслителей и литераторов того времени, писавших на русском языке, широко использовали иносказательность. Достаточно вспомнить нашего знаменитого Баснописца Ивана Андреевича Крылова, писавшего в этот же период. При этом и царская цензура «не дремала».
Пушкинский дневник за 1833–1835 годы завершается вздохом по поводу последних цензурных придирок: «Ценсура не пропустила следующие стихи в сказке моей о золотом петушке:
А 1 сентября 1822 года А.С. Пушкин в письме из Кишинёва обращается к Вяземскому:
«Пиши в тишине самовластия, образуй наш метафизический язык».
В Толковом словаре В.И. Даля дано понятие метафизики как «ученья о мире невещественном, существенном, духовном». «Метафизический язык» – это язык «духовного» и «невещественного» мира, им поведаны события вселенной от начала всех начал, им владеет душа человека; им писаны произведения фольклора, Веды, Руны и другие Книги знаний народов Руси.
Пушкин не создавал русского литературного языка, как думают и утверждают некоторые литературоведы. В поэме «Руслан и Людмила» он озвучил салонному фрацузскоговорящему дворянству одну из сказок, поведанную русским языком, чем вызвал на себя неудовольствие и шквал критики. В Посвящении при описании картин Прави и Нави поэт специально употребляет слова «нашего метафизического языка».
ПОСВЯЩЕНИЕ
Пушкин начинает поэму «Руслан и Людмила» с упоминания «времён минувших небылиц». Небылица – это особая разновидность сказки, встречается у всех народов Руси. Небылица устами рассказывает от начала всех начал о рождении вселенной и человека во плоти, без указания конкретных лиц. Пословица поясняет происхождение этого жанра сказки: "Небылица в лицах, найдена в старых светлицах, оберчена в чёрных тряпицах". Небылица ведает об очень древних временах, потому и найдена она в «старых светлицах» вечности, где находится правда истинная – опыт тысяч предыдущих поколений, облеченный в язык и фольклор народа.
Не лишним будет обратить внимание на «народность пушкинской музы». Без исконных и глубинных слов ведической Руси, с которыми познакомила Пушкина его «любимая подруга», «мамушка-нянюшка» Арина Родионовна, не реализовался бы гений Пушкина.
Но здесь имеет место некоторая неточность или неопределенность: Кто эта «мамушка»? Некая «нянюшка»? Или это всё-таки мифологизированная Арина Родионовна? В тот период, когда у Пушкина была «мамушка-нянюшка» ему было 6-10 лет — тот возраст, когда ребенок только-только начинает себя помнить. Тем не менее, кто-то его уже в более зрелом возрасте знакомил с народным фольклором.
В ноябре 1824 года Александр Пушкин (ему уже 25 лет) из Михайловского пишет брату Лёвушке: «Вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания (в лицее?). Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!». Он восхищается духовностью фольклора, в нём он черпает своё вдохновение. Но он видит неприятие, ненависть дома Романовых и их исповедников к национальной традиции Руси. Поэт на стороне народа, он признаётся Дельвигу:
"Мои элегии писаны против религии и правительства".
В поэме «Руслан и Людмила», Пушкин отталкивался не от «сказки лжи», а от «повести о правде». Лирический «рассказчик» «богатырской поэмы» исходил из представления не о теперешней выдумке, а о «делах давно минувших дней». В эти «давно минувшие» времена всякие чудесные деяния и персонажи были обыденностью. Никого не удивлял ни бородатый «карла-чародей», ни живая отрубленная голова, ни волшебница Наина, — не говоря уже о всякой «волшебной» мелочи:
Все эти «персонажи» — богатырь, ведьма, великан, русалки — представляются не как «жители сказки», а как давние, уже ушедшие из современного быта, персонажи некоего условно «минувшего» времени. Нынче просто время изменилось:
Действительно в современном нам мире само слово «волшебник» у нас вызывает уже улыбку и воспоминание о сказках, услышанных или прочитанных в детстве. Но …
Начиная с Петра I Русь вместе с Западом начала двигаться по техногенному пути развития, тупик которого и деградацию духовной личности человека мы сейчас наблюдаем. Техника - это неплохо и нужно, но это инструмент в руках человека. Главное – это развитие и совершенствование Творчества, Души, Сознания. Вселенной нужны Живые Души, а не углеродные копии и тиражированные клоны.
Можно по-разному интерпретировать строки поэм и сказок Пушкина, в зависимости от образного понимания и восприятия нашего поистине великого языка, но в любом случае мы можем видеть, что за каждым словом, фразой у Александра Сергеевича стоят образы и события «… давно минувших дней, преданья старины глубокой». А это наша история.
Сказка ложь, да в ней намек, Добрым молодцам урок. ….