Мор в законе
Когда, апеллируя к исключительным патологиям, пытаются создать НОРМУ - получается ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПАТОЛОГИЧЕСКАЯ норма.
Что общего между эвтаназией (на днях якобы одобренной 90% граждан Франции), гендером и абортом? Прежде всего, бросается в глаза, что суть явления в этих словах тщательно прикрыта нарочито-бессмысленными латинизмами. Если просто перевести эти слова на русский язык – в голове каждого, кто их услышит, зазвенит тревожная сигнализация. Живой язык обладает автоматической, инстинктивной реакцией на слова: в звучании живого слова заложена и философия, стоящая за ним, и генетическая оценка этой философии, присущая нашему воспитанию, начиная с детского сада.
Эвтаназия – никакая не «эвтаназия», конечно. Это, по-русски говоря, СМЕРТОЗАКАЗ. Это закон, позволяющий человеку заказать себе смерть домой или в больничную палату, словно «безносая» – девушка по вызову. И гендер – никакой не «гендер», а ПОЛОИЗБРАНИЕ. Это право добровольного (опять-таки, по личному заявлению) самому определить свой пол. И аборт – никакой не «аборт», а ДЕТОУБИЙСТВО. Официально узаконенное право родителей подавать заявления об убийстве своих детей чужими руками и с максимальным для себя комфортом (обеспечение стерильности, максимальной безопасности процедуры для убийцы, отсутствие уголовного и морального преследования и т.п.).
Пустые, безликие, серые слова, проникающие в русский язык – средство маскировки явлений, которые за этими словами скрываются. Поэтому (впервые об этом написал С.Г.Кара-Мурза) – порча языка всегда оборачивается порчей жизни.
Кроме «сокрытия лица» слова «эвтаназия», «гендер», «аборт» объединяет их очевидный бунт против «догматической морали», «поработившей человека» и не дающего ему свободы выбора. Напрямую о том, что абсолютная свобода выбора есть одновременно абсолютный аморализм вам скажет разве что отвязный А.Никонов, другие либералы предпочтут вообще не говорить на эту тему. Потому что «свобода выбора» - звучит красиво, «полный аморализм» - некрасиво, а понимание того, что это одно и то же может сделать только развитое логическое мышление.
Нравственный человек – по определению несвободен. Мало того, что он исполняет законы. Он не может себе позволить очень многое из того, что формальный закон разрешает, потому что его внутренний суд гораздо строже «народного суда N-ского района».
Если же нравственный человек попадает в исключительную ситуацию, требующую исключительных решений, то он, совершая по необходимости противозаконные действия, не требует изменять закон под свой уникальный случай. Для случаев исключительных и редких нужны решения нестандартные и индивидуальные, которые не могут и тем более не должны стать ВСЕОБЩЕЙ МАКСИМОЙ ПОВЕДЕНИЯ.
Наказуемость исключительных действий по общему закону – гарантия их обдуманности и зрелости человеческого выбора. Значит – так приперло, что и наказание не напугает. И тогда человек действует – не требуя от общества, чтобы ИСКЛЮЧЕНИЕ СТАЛО ПРАВИЛОМ.
Когда сторонники эвтаназии, т.е. смертозаказничества, апеллируют к исключительным случаям неимоверных страданий своих близких, то нужно понимать, что это – общелиберальное гнусное переложение ответственности с себя на общество. «Мой дедушка очень мучается, и я хочу прервать его страдания, но требую от общества сперва гарантии, что меня не накажут»…
Эвтаназийные убийцы требуют комфорта не для своих клиентов, а для самих себя. Они хотят, чтобы возможность «заказать смерть» стала не исключением из правила, а всеобщим правилом.
Угроза смертозаказничества всякому думающему человеку очевидна. Нельзя сделать нормальным право человека заказать себе смерть на дом. Нельзя – по той хотя бы причине, что БОЛЬ не измеряется в амперах или вольтах. Нет такого прибора, ссылаясь на который можно было бы сказать: вот это выносимая боль, а с этой отметки начинается уже невыносимая…
Оценка боли – всегда субъективна. То, что для одного невыносимо – для другого выносимо. Смертозаказничество оказывается игрой на понижение планки. Если безнаказанно можно заказать смерть для тех, кому очень больно, то можно и для тех – кому просто больно. А можно и для тех, кому немножко больно. И так, год от года, заказывать смерть, ставшую товаром на рынке услуг, общество будет все больше и больше.
Право комфортно убить себя и другого развращает общество, погружает его в ситуацию, когда искусственное прерывание жизни становится нормальным, привычным, обыденным явлением, вроде торговли колбасой. По сути смертозаказничество «в законе» - ЭТО ПРОПАГАНДА СМЕРТИ.
Поэтому эвтаназисты, «однополо-брачующиеся», абортисты – все идут в одной колонне и все одного поля ягода. За их призывами «уважать свободу человека» стоит аномия, общество без правил, хаос абсолютного безумия, которое гораздо ближе к нам сегодня, чем многим нашим современникам кажется.
Если можно убить плод (он же не совсем ещё сформировавшийся человек!) то почему нельзя убить ребенка (он ведь ТОЖЕ не совсем ещё сформировавшийся человек!). И если можно отравить неизлечимо-больного – то почему нельзя отравить излечимо-больного? Где вообще грань между неизлечимыми и излечимыми болезнями? Ведь и от гриппа, бывает, умирают, и с раком поправляются (взять хотя бы А.Солженицына).
За призывами к свободе выбора стоит тщательно закамуфлированный демократической демагогией призыв к свободе зла. Понимаемая по либеральному свобода оказывается свободой преступников от возмездия и свободой социопатов от принудительного лечения. Если «все можно», «все дозволено» - то при смешении доброго и злого всегда побеждает злое. Если в бочку меда добавить ложку дёгтя – мед пропадет в огромном количестве. А с дегтем ничего не случится. Ему какая беда, дёгтю-то? Что мешает натирать сапоги дегтем, побывавшем в меду?
Аномия (жизнь человека без всяких самоограничений) – очень и очень страшная штука. А элементы аномии – право выбрать себе смерть, право выбрать отказ от продолжения жизни, право нарушать фундаментальные законы природы, право глумится над чужими святынями.
Попытка человека встать выше общества – превращается в вымирание общества, и человека тоже. Закон нельзя подлаживать под исключительные случаи, требующие исключительных решений и исключительной ответственности тех, кто решения принимает. Нельзя девальвировать ответственность «убийцы поневоле» - который рискует собой в особом, исключительном случае, помогая дедушке, охрипшему от безнадежных криков, уйти в мир иной. Убийство может быть вынужденным – но оно не имеет права быть КОМФОРТНЫМ ДЛЯ УБИЙЦЫ.
Комфорт убийцы снизит меру ответственности и приведет ко всеобщей девальвации ценности жизни. Люди начнут заказывать смерть (пользуясь подаренным либералами правом) по любому пустяшному поводу – потому что это законно, модно, никем не осуждается, а «на миру и смерть красна», говорит русская пословица. Если все одобряют твой выбор, убить себя гораздо проще, чем когда тебя все осуждают…
Нетрудно заметить, что каждая уступка либералам – ГРЕХОПОКЛОННИКАМ приводит к нарастающему требованию с их стороны. Добились равного права на труд для мужчины и женщины (в старом обществе женщина замужем не могла получать зарплаты, т.к. по закону её обязан был содержать супруг) - подавай однополые браки. Дали однополые браки – давай их обязательную пропаганду в школе в виде растления малолетних прямо на уроках.
Содомит – по природе и по законам мироздания – никогда не может быть ТОЛЬКО гомосексуалистом. Недержание своих извращенных желаний никогда не остановится на каком-то определенном рубеже. Нельзя разрешить однополые браки, и думать, что никто не потребует бракосочетаний с животными или мертвецами. Невозможно разрешить ОГРАНИЧЕННОЙ НЕСДЕРЖАННОСТИ – потому что либо ограничения породят сдержанность, либо несдержанность опрокинет ограничения. Третье тут не дано!
Если извращенец может удержаться от зоофилии, то, наверное, тем же самым образом он может удержаться и от гомосексуальных контактов: просто взять себя в руки и сдержать уродливый порыв. Если же извращенец настолько не владеет собой, что не в силах совладать с гомосексуальным соблазном, то и от зоофилии он ПО ТОЙ ЖЕ СХЕМЕ – не сможет воздержаться. Либо ты управляешь своими похотями, либо они тобой. Если похоти «понесли», как бешенные кони – то глупо думать о пункте назначения такой езды. Бездна, пропасть – вот конечный пункт утратившей управление колесницы…
У торжествующей над западным миром (частью которого мы упорно лезем стать) религии ГРЕХОПОКЛОННИЧЕСТВА нет, и не может быть будущего.