1 августа 1914 года: возможен ли обратный ход российской истории?
Приближается годовщина начала Первой мировой войны – 1 августа 1914 года. В отличие от 22 июня этот день у нас мало кто вспоминает, а между тем он стал рубежом, от которого начались процессы, завершившиеся крахом Российской империи и трагическим распадом страны, собранной затем большевиками «железом и кровью». Вспоминая о начале Великой войны, нельзя не заметить черты настораживающего сходства между некоторыми аспектами тогдашней общественной ситуации в России и ситуацией сегодняшней.
Сходство это усматривается, прежде всего, в том, что и тогда, и сейчас наше общество переживает состояние раздвоенности, возникающей оттого, что попытки принудительной интеграции России в западную цивилизацию, уже давно поклонившейся идолу - «золотому тельцу», заставляют общество жить по законам, не имеющим нравственного оправдания в русском народе. Не зря такой «стратег», как Юргенс, говорит, что «модернизации России мешают русские».
Когда выдающийся (и незаслуженно забытый) русский геополитик А.Е.Вандам (Едрихин) опубликовал в 1913 г. свою главную работу «Величайшее из искусств», то в качестве эпиграфа он взял высказывание известного публициста М.Меньшикова: «Мне кажется, что наша политика так же кустарна, как и наша промышленность» (1). Вандам писал о несоответствии коренным интересам России той внешней политики, которую проводило царское правительство и которая шла на пользу главному геополитическому противнику России - Великобритании. Чётко выделив основные принципы английской стратегии и указав её основную цель – втянуть Россию в войну с Германией, являвшейся главным конкурентом Англии, Вандам предупреждал об опасности того пути, по которому в итоге Россию и направили. Он указывал, что «ввиду подготовляющихся … в Европе событий нам никоим образом не следует класть голову на подушку соглашений с такими народами, искусство борьбы за жизнь которых много выше нашего, а нужно рассчитывать лишь на самих себя (подчёркнуто мною. – О.Ч)» (2).
«Кустарность» российской политики, о которой писал Вандам, была тесно связана с той глубокой финансовой зависимостью России от Запада, в которой она оказалась к началу ХХ века.
Между финансами и политикой всегда существовала теснейшая связь, но к началу прошлого века финансовые отношения превратились в важнейший фактор из числа тех, которые обусловливают поведение государств на международной арене. Как писал замечательный исследователь финансовой истории России А.Л.Сидоров, «к сожалению, эту истину, столь ясную для представителей царской бюрократии, до сих пор не могут усвоить некоторые современные историки, пытающиеся ограничить значение и последствия иностранных займов только получением прибыли» (3). Другой видный российский исследователь Г. Фиск в связи с этим указывал: «Кредит, которым Россия пользовалась на мировом рынке, зависел всегда от двух обстоятельств: во-первых, значения России в международной политике и, во-вторых, популярности её войн среди мировых финансовых кругов. При отсутствии этих условий получение кредитов сопряжено было для России с трудностями, и обычно она вынуждена была соглашаться на несколько унизительные для великой державы условия» (4).
Как же происходило в конце XIX – начале ХХ вв. финансовое закабаление России и к чему в итоге оно привело?
Установление российской зависимости от иностранных банков имеет давние корни. Начало её было положено ещё при Екатерине II с её политикой по расширению международных финансовых связей, сформировавшей первые частные банкирские дома и институт придворных банкиров, основателями которых были иностранцы, приобретшие исключительное влияние в окружении императрицы. Их задачей было ведение международных расчетов и изыскание заграничных кредитов для военных операций российского государства. Образовавшаяся в итоге огромная внешняя задолженность России и чрезмерная свобода поведения финансистов-иностранцев настолько обеспокоила преемника Екатерины Павла I, что он собирался запретить бизнес придворных банкиров, но власть денег оказалась сильнее, и от этой затеи ему пришлось отказаться. При нём ведущую роль стала играть «Контора придворных-банкиров и комиссионеров Воута, Велио, Ралля и Кº», которая имела тесные связи с банкирскими домами Гамбурга, Лондона, Лейпцига, Генуи и других городов Европы.
При Александре I контора эта была закрыта, её функции передали Министерству финансов, однако практическая деятельность этого института продолжалась ещё на протяжении полувека. Наиболее влиятельным из банкирских домов был дом братьев Штиглицев, крещёных евреев, прибывших из Западной Германии и основавших свой бизнес во время войны с Наполеоном. До середины ХIХ в. они держали в своих руках почти весь зарубежный и внутренний кредит Российской империи, принимая участие во всех крупных финансовых операциях правительства. В 1857 г. А.Штиглиц выступил в качестве одного из учредителей Главного общества российских железных дорог, в числе которых были Ф.Беринг (Лондон), банкирские дома «Гопе и К» (Амстердам), «Готтингер и К» (Париж), а также известный банковский делец Исаак Перейра, представлявший интересы группы парижских банкиров, банка «Креди Мобилье» и берлинского банкирского дома «Мендельсон и К». Современники называли А.Штиглица «королём Петербургской биржи», его имя пользовалось такой же известностью, как имя Ротшильда, а с векселями его, как с чистыми деньгами, можно было объехать всю Европу, побывать в Америке и в Азии.
Вторым после столицы по значению финансовым центром была Одесса с её банкирскими домами Родоканаки, Эфрусси, Рафаловичей, имевшие свои филиалы за границей и поддерживавшие крепкие связи с банками Лондона, Парижа и других торговых и финансовых центров Европы. Рафаловичи участвовали в реализации почти всех русских и заграничных займов. Другими крупными банкирскими центрами в России являлись Бердичев, Рига, Ревель, Юрьев, Варшава. Как писал историк И.Левин, «теснее связанные с Западом и ближе знакомые с его учреждениями, чем прочая Россия… Прибалтийский край и Польша служили мостом между Россией и Западом». Обладавшие уже известным накоплением свободных капиталов прибалтийские банкиры-немцы и польско-еврейские банкиры «создали экспорт капиталов, а ещё более, предпринимателей-банкиров во внутреннюю Россию», сыграв, таким образом, важную роль в создании русской банковской системы (5). Среди них выделялись финансовые и железнодорожные магнаты Л.Кроненберг, М.Эпштейн, А.Гольдштанд, И.Блиох (поверенный последнего в Петербурге И.А.Вышнеградский станет затем министром финансов России).
Важнейшим этапом, закрепившим зависимость финансовой системы России от иностранных банков, стали «великие реформы» Александра II, в результате которых страна прочно встала на путь капиталистического развития, при котором определяющую роль стал играть узкий слой представителей финансово-промышленных групп, тесно связанных с иностранным капиталом, среди которых выделялись банкирские дома Поляковых, Гинсбургов, «Братья Рябушинские и Юнкер и К°», «Боултон и К°», «Захарий Жданов и К°», «Кафталь, Гандельман и К°» и др.
Благодаря им в России утвердилось господство западной «финансовой науки», превратившейся фактически в орудие борьбы. Она возвела в культ идею золотого стандарта, игравшего тогда роль современного доллара, положив его в основание всей банковской и финансовой системы и обосновав «право» Ротшильдов, контролировавших рынок золота, с помощью своего «биржевого царства» подчинять себе целые государства и народы. При этом апологеты теории золотого стандарта были очень откровенны. Так, ведущий теоретик золотой валюты, идейный учитель министра финансов С.Ф.Витте и вдохновитель его денежной реформы, «высший авторитет» в вопросах денежного обращения страны того времени И.И.Кауфман писал: «Золотое и серебряное тело представляют наилучшую крепость, за стенами которой имущество чувствует себя всего безопаснее, его удобнее скрывать от чужих взоров, от чужого нападения и хищения. Переодеваясь в золото и серебро, имуществу всего легче убежать из опасной страны: драгметаллы служат как бы шапкой-невидимкой имуществу… Драгоценные металлы освобождают его от прикреплённости к данному месту и повсюду ему дают свободу, пропорциональную их собственному количеству». В драгоценно-металлическом теле капитал «получает безграничную свободу», он «получает душу», «прочность золота и серебра даёт ему бессмертие» (6).
Вот в таких выражениях описывали жрецы золотого стандарта («золотого тельца») своего божка, изображая любого, кто уклонялся от поклонения ему, еретиком.
Хотя западные экономические теории не пользовались доверием в широких слоях русского общества и воспринимались им, по словам замечательного мыслителя-славянофила С.Ф.Шарапова, как нечто таинственное, наподобие колдовства и чернокнижия, ничего взамен русское общество не предлагало, так как не имело собственного взгляда на финансовые вопросы. В итоге происходила страшная путаница, непосредственно отражавшаяся на практике, как это и произошло с реформами Александра II. Как указывал всё тот же С.Ф.Шарапов, верховная власть волей-неволей санкционировала на веру ряд мероприятий, объёма и сущности которых не понимала не только она, но сами их авторы, один за другим сходившие со сцены, натворив в России немало бед.
Таким страшным бедствием стала и проведённая в 1895-1897 гг. золотая реформа С.Ю.Витте, целью которой было не создание благоприятных условий для развития народного хозяйства, а обеспечение «вхождения» России в мировой рынок, развитие внешнеэкономических связей и валютное единение с Западом, что вело к полной зависимости страны от европейских бирж. Со временем поддержание золотой валюты превратилось в самоцель, в жертву которой была принесена сама российская экономика.
Опасный для хозяйства характер реформы выявился уже в период подготовки к переходу на золотую валюту. С 80-х гг. министр финансов Н.Х.Бунге и его преемник И.А.Вышнеградский начали накапливать золотой запас путём достижения положительного баланса и ликвидации бюджетного дефицита. Задача эта решалась за счёт увеличения экспорта, в первую очередь хлеба (знаменитое «не доедим, но вывезем» (7)), а также заключения внешних займов. За 1881-1897 гг. поступления от реализации государственных займов на внешнем рынке составили 700 млн. золотых рублей. В итоге в России был собран первый по объёму в мире золотой фонд, но весь этот запас, как указывал С.Ф.Шарапов, являлся не собственным богатством страны и плодом её заработка, но занятым имуществом, которое было собрано путём заведомого народного разорения и голодовок и за которое приходилось платить огромные проценты.
Причём если раньше задолженность была преимущественно государственной, то с этого времени начинается быстрый рост общественной и частной задолженности, выражающийся в передвижении за границу российских процентных бумаг в кредитной валюте и приливом в Россию иностранных капиталов для эксплуатации наших естественных богатств. Именно огромная задолженность, обусловливавшая вечно неблагоприятный расчетный баланс, стала главной причиной привлечения иностранных капиталов в любой их форме. Вот так уже подготовка к реформе, определившая магистраль финансово-экономической политики России, ввергла страну в сильнейшую финансовую зависимость. И если эта подготовка проводилась в соответствии с формулой «После нас хоть потоп!», то сама реформа может быть охарактеризована формулой «Позади нас пустыня!».
Проведена реформа была по единоличному решению графа Витте и явно недобросовестным способом, в обход Государственного совета (8) и в нарушение прямой воли императора. Гарантией её успеха стал поэтапный характер введения золотого стандарта, пока психологически подготовленную (а вернее, обработанную) общественность не поставили перед фактом его доминирования. Как утверждал сам Витте, реформа проводилась «исподволь» так, чтобы законодательной власти оставалось только закрепить то, что «в сущности уже сделано, и что отменять было, может, даже невозможно».
Реформа Витте изменила экономический путь России, поставив её в вечную зависимость от международных банкиров. Она нанесла неисчислимые убытки как крупному, так и мелкому крестьянскому земледелию, фактически разорив его. Вызвав кратковременное оживление, она спровоцировала затем жестокий кризис в промышленности и торговле, погубив огромное количество национальных капиталов, поглощённых спекуляцией и биржевыми крахами. Реформа открыла страну для беспощадной эксплуатации иностранцами, поставила в зависимость от финансовых соображений внешнюю политику России, перешедшую в итоге к обслуживанию интересов своих геополитических противников. Наконец, финансовая реформа Витте стала питать революцию, которая ею же самой и была подготовлена - через разорения народа.
Экономическая политика того времени подвергалась достаточно жёсткой критике, в частности, одна из ведущих экономических газет «Биржевые ведомости» в конце 1900 г. писала: «Экономическая политика нынешнего правительства ведёт к нашествию иностранных капиталов, которые скупят Россию на корню». В ответ на это Витте лишь отделывался отговорками: «Подобные опасения высказывались у нас еще со времён Петра Великого, но государи русские с ними никогда не считались, и история вполне оправдала их прозорливость… Привлечением иностранного капитала создали своё промышленное могущество все передовые ныне страны – Англия, Германия, Соединенные Штаты Америки…»
Иностранный капитал действительно хозяйничал в России, как у себя дома. Прежде всего, иностранные инвестиции шли в сферу обращения, в железнодорожное строительство и банки, затем в тяжелую индустрию. Русский исследователь Оль писал, что с 1880-х по 1913 гг. капиталы иностранного происхождения составляли 50% всех вложенных в промышленность, при этом на горную, горнозаводскую и металлообрабатывающую отрасли приходилось 70% всех иностранных капвложений (9). По другим данным, иностранный капитал напрямую контролировал 70% промышленности, а с учётом задолженности русских предприятий иностранным банкам русские предприятия даже номинально принадлежали иностранному капиталу. Иностранцам принадлежало к 1914 г. 42,6 % совокупного основного капитала 18 главных акционерных банков России, причём они извлекали здесь вместо 4—5% дивиденда, получаемого у себя на родине, от 20 до 30%.
За время с 1887 по 1913 г. чистая прибыль иностранных капиталистов на вложенный в России капитал составила 2 326 млн. руб., что на 30% больше инвестируемого капитала. Это была, по существу, дань, которую выплачивала Россия иностранному капиталу, осуществлявшему в отношении неё политику диктата, политику подрыва её производительных сил за счёт хищнической эксплуатации её природных богатств и человеческой энергии, политику превращения её в свой аграрно-сырьевой придаток.
Распределение иностранных инвестиций в Россию по странам их происхождения в 1914 г. было следующим: Франция – 32%, Англия – 22%, Германия – 19,7%, Бельгия 14,3%, США – 5,2%. Французский капитал доминировал в угольной и сталелитейной промышленности юга России, занимал лидирующие позиции в производстве цемента, добыче и выплавке меди, в предприятиях водоснабжения и канализации. На долю АО с капиталами иностранного происхождения приходилось свыше 70% всей добычи угля в Донбассе. В руках французского капитала находились Общество русско-балтийских судостроительных заводов, Русское общество для производства артснарядов и военных припасов и др. На юге России не было почти ни одного предприятия, где не участвовал бы иностранный капитал, сюда целыми массами переселялись иностранные предприниматели, инженеры и рабочие, а из Америки перевозились целые заводы.
Английский капитал концентрировался в нефтедобывающей промышленности, добыче меди (56% всей добычи) и золото-платиновых разработках (70%). Немецкий капитал – в электротехнической, химической промышленности. Германский капитал называли фактическим хозяином энергетической промышленности России: «Всеобщей электрической компании» (АЭГ), за спиной которой стоял германский банк «Дисконто гезельшафт», принадлежало около 90% действовавших в России электротехнических предприятий. Под финансовым и производственно-техническим контролем немецкого капитала находилась значительная часть предприятий военной промышленности России, в частности Невский судостроительный и механический завод, завод Крейфтона (Охтинское адмиралтейство), завод Ланге (в Риге), завод Беккера. В руках немецкого капитала оказались также металлообрабатывающие и машиностроительные заводы Гартмана, Коломенский машиностроительный завод, акционерное общество «Треугольник», Шлиссельбургский пороховой завод, Русское общество артиллерийских заводов и др. В российской (по месту прописки) промышленности уже не оставалось почти ничего российского.
(1) Цит. по: Вандам Е.А. Геополитика и геостратегия. – М., 2002. – С.157.
(2) Вандам Е.А. Там же. С.185.
(3) Сидоров А.Л. Финансовая история России в годы первой мировой войны (1914-1917). М., 1960. С. 24.
(4) Фиск Г. Финансовое положение Европы и Америки после войны. – М., 1926. – С.6.
(5) Цит. по: Ананьич Б.В. Банкирские дома в России, 1860-1914 гг.: Очерки истории частного предпринимательства. М.,РОССПЭН, 2006. С.15.
(6) Цит. по: Шарапов С. Россия будущего. Москва, Институт русской цивилизации, 2011. С. 64.
(7) Железнодорожные тарифы, например, были изменены таким образом, чтобы наиболее выгодно было везти хлеб к портам и к западной границе, а не к промышленным центрам и потребляющим губерниям.
(8) В декабре 1895 г. Витте впервые обнародовал на заседании Госсовета проект реформы перехода на золотой стандарт, державшийся до этого в секрете, а в марте 1896 г. представил в Госсовет уже готовый законопроект «Об исправлении денежного обращения». Однако Госсовет единогласно выступил против реформы, сочтя ее невозможной и несправедливой. Тогда Витте принял решение провести реформу, минуя госсовет.
(9) См. Оль П.В. Иностранные капиталы в России. Петроград, 1922.