«Добрый царь»
Леонида Ильича в печати и с трибун то проклинали, то поругивали. Народная молва оказалась к нему добрее: персонаж анекдотов (нередко – злых) постепенно превратился в героя ностальгических воспоминаний.
Зеваки с претензией на образованность любили высмеивать его речевые ошибки, новороссийский говор, старческое хрипение. Но вот в высокие кабинеты пришли безукоризненные говоруны, которые тараторят на русском литературном за милую душу – правда, иногда с лёгким гарвардским акцентом. Вместо «ЗИЛов» и «Чаек» у них бронированные Мерседесы. Дома, в которых они работают и живут, обнесены стенами и окружены охраной - охранников и заборов нынче раз в 50 больше, чем во времена «экономной экономики». Но иногда орфоэпия торжествует за счёт совести.
Брежнев не обладал темпераментом борца с мировой буржуазией, который «с кувалдой в руках – да по цепям, по цепям!». Леонид Ильич не был ни великим кормчим, ни отцом народов. Он и сам не считал себя «вождём мирового пролетариата». Хотя кто, если не он, принял участие во всех главных свершениях советской эпохи и везде, как говорится, оправдал доверие: служил в армии, приложил руку к предвоенной индустриализации, воевал на передовой…
Он не раз бывал в бою
И вошел со мною вместе
В биографию мою. –
Писал про него Сергей Михалков. Стихи политесные, придворные, но суть ухвачена точно. Именно «вошёл в биографию» - хоть страны, хоть всесоюзного Михалкова.
Брежнев хворал и потерял хватку, когда царедворцы осыпали его боевыми наградами и заставили миллионы людей морщиться или улыбаться при упоминании Малой земли.
Но малоземельцы были настоящими героями, и полковника Брежнева на берегах Чёрного моря действительно покрестили огнём. Он служил, не щадя живота своего, и по праву победителя 24 июня 1941 года прошагал по Красной площади комиссаром сводного полка 4-го Украинского фронта. Парад Победы! Даже по старой чёрно-белой фотографии видно, как сияли его глаза в тот облачный летний день! И в семидесятые годы, когда Брежнев уже выглядел болезненно и с трудом говорил, когда все привыкли к его стандартным речам «по бумажке», когда он встречался с фронтовиками, слова шли от сердца и глаза сверкали. Брежнев оживал. Если бы Гостелерадио пореже показывало его муки с докладами, в нашей памяти Леонид Ильич остался бы искренним человеком, для которого фронтовое прошлое всю жизнь оставалось святыней.
После войны, в 1946 – 1950 годах он ворочал делами в должности первого секретаря сначала Запорожского, а потом Днепропетровского обкома. Это инфарктная, если не подрасстрельная служба - он руководил возрождением стратегически важнейшего промышленного края, который война превратила в огромное пожарище. В послевоенные годы выделилось немало энергичных управленцев, но Брежнев попал в число тех немногих, на кого Сталин всерьёз делал ставку. Если бы он сплоховал в Запорожье и Днепропетровске – не видать бы ему политически заметного кресла первого секретаря Компартии Молдавской ССР.
На XIX съезде Брежнев испытает головокружение от нежданного успеха: Сталин назовёт Брежнева в числе кандидатов в члены расширенного до 25-ти человек президиума (Политбюро) ЦК. Более того, Леонида Ильича избирают секретарём ЦК, переводят в Москву, на Старую площадь! Сталин приблизил его, превратил из периферийного партийного лидера в одного из самых перспективных политиков империи. В последний год вождь болел, был не слишком активен, но успел трижды принять Брежнева. Именно тогда Леонид Ильич получает квартиру на Кутузовском проспекте, в которой будет жить до конца своих дней (сейчас даже заурядный клерк, обслуживающий властную или бизнес-элиту, не согласится жить в такой тесной квартирке). В годы бескомпромиссной борьбы с «застойными явлениями» мемориальную доску с того дома отколупали, да и продали в Германию. Теперь она услаждает взоры берлинцев…
На похоронах Сталина Брежнев рыдал. Позже страна ещё не раз увидит его слёзы: он не стеснялся эмоций, не скрывал сентиментальности.
После Сталина Брежнев участвует в освоении целины, в покорении космоса – в самых громких проектах. В годы правления Леонида Ильича его роль, конечно, преувеличивали, но причастность Брежнева к этим трудным победам несомненна.
В 1960-м Брежнева избирают председателем Президиума Верховного Совета СССР. Должность «удобная», с пышными церемониями, поближе к наградам, к космонавтам и учёным, к артистам и героям труда, которых Брежнев радушно чествовал. Минимум черновой работы. Народ привыкал к улыбчивому южанину – теперь уже официально второму человеку в государстве. Но в июле 1964-го, когда уже складывались контуры заговора против Хрущёва, Брежнева отставляют с поста советского «президента». Он становится секретарём ЦК. Должности «второй секретарь» не существовало, но негласно именно Брежнев был вторым: он вёл заседания Политбюро в отсутствие Хрущёва, а тот отсутствовал часто и подолгу.
Брежнев доверял профессионалам. Это касалось и консультантов генсека, и глав ведомств, и секретарей обкомов. В отличие от Хрущёва, он не считал себя корифеем всего и вся, не лез с навязчивыми идеями. В начале знакомства с международником А. Бовиным Леонид Ильич огорошил его вопросом: «Ты знаешь, что такое конфронтация? А можешь мне рассказать?». Бовин кивнул. «А знаешь, что такое боровая дичь?». Бовин пожал плечами. И тут Брежнев изложил условия конвенции: «Давай так и будем работать. Ты мне будешь рассказывать про конфронтацию, а я тебе – про боровую дичь». Неплохое начало для сотрудничества политика и советника.
Фронтовое поколение долго не выпускало из рук рычаги власти. И добились они многого – это признавал даже главный оппонент системы, Александр Солженицын. Пожалуй, он даже преувеличивал успехи советской экспансии брежневских времён, но и по менее эмоциональным оценкам геополитические позиции Союза впечатляли. А для рядовых трудящихся то было время передышки после войны и послевоенной штурмовщины.
Есть основания полагать, что Леонид Ильич хотел остаться в истории миротворцем и «добрым царём», который облегчил жизнь «советскому человеку».
Брежнев воплощал концепцию коллективного руководства. Он действительно прислушивался к большинству Президиума (Политбюро) и корректировал свою точку зрения, если она не совпадала с мнением авторитетных экспертов. Для партийной вертикали Брежнев был удобным лидером, он давал понять секретарям обкомов, что является одним из них. Неприязненно относящийся к Брежневу сторонник хрущёвских реформ Ф. Бурлацкий писал: «Свой рабочий день Брежнев начинал необычно: один-два часа посвящал телефонным звонкам другим членам высшего руководства, многим авторитетным секретарям ЦК союзных республик и обкомов. Говорил он обычно в одной и той же манере — вот, мол, Иван Иванович, вопрос мы тут готовим, хотел посоветоваться, узнать твое мнение... Можно представить, каким чувством гордости наполнялось в этот момент сердце Ивана Ивановича. Так укреплялся авторитет Брежнева. Складывалось впечатление о нем как о ровном, спокойном, деликатном руководителе, который ни шагу не ступит, не посоветовавшись с другими товарищами и не получив полного одобрения своих коллег». Да, он держал руку на пульсе обкомовской жизни, не только звонил, но и немало ездил по городам и весям.
Тактической задачей Брежнева была административная изоляция А. Шелепина, предотвращение возможного заговора против нового первого секретаря ЦК. С А. Косыгиным Брежнев работал без серьёзных конфликтов и критиковал действия правительства вяло, нечасто. «Реформа? Да что реформа. Работать надо лучше – вот и вся реформа». Брежнев несравнимо уважительнее относился к правительству, чем Хрущёв или Горбачёв. Разумеется, без сложностей не обходилось. Промышленный отдел ЦК возглавлял Кириленко, ревниво относившийся к деятельности Косыгина и Совета министров. Нередко Кириленко и Косыгин скрещивали мечи на заседаниях Политбюро. Брежнев предпочитал находиться над схваткой, не давал поблажки «своему» секретарю ЦК. И Косыгин до середины 70-х мог жёстко отстаивать свою позицию.
Клеймо «застоя», разумеется, было для горбачёвских пропагандистов элементарной реализацией самого хрестоматийного принципа: «вали всё на предшественника».
Разговор о «нефтяном благополучии» брежневских лет возможен только с учётом капиталовложений в нефтяную промышленность, в освоение сибирских месторождений. Именно тогда появилась песенка:
Нам счастье досталось не с миру по нитке,
Оно от Кузбасса, оно от Магнитки.
Нефть на Брежнева не с неба пролилась. Только мобилизовав промышленность, СССР смог стать нефтегазовой сверхдержавой. Разве это – паразитирование на ресурсах? Это кровь и пот, это риск и расчёт. Это развитие, а не застой. Вспоминая о Брежневе, нельзя не упомянуть его любимца-лётчика, министра гражданской авиации Б.П. Бугаева. За годы правления Брежнева и работы министра Бугаева показатели авиаперевозок в СССР увеличились на 80 %. В любви к самолётам Брежнев был сродни Сталину. Почти в два раза возрос грузооборот гражданской авиации. Только в 2007-2008 годах Россия стала показывать в гражданской авиации результаты, сопоставимые с брежневскими. 30 лет потеряно! При этом все самолёты и вертолёты советской гражданской и военной авиации были отечественного производства. Самолётостроение нынче упало в десятки раз по сравнению с брежневским уровнем. А ведь развитие столь наукоёмкой отрасли – это и есть модернизация, о необходимости которой с апломбом рассуждают нынешние политические лидеры. Не прилетишь в модернизацию на «Боинге».
Анекдотический эпилог правления Брежнева – это полноценная трагикомедия. От недугов сильный человек обмяк и впал в эпикурейство. Сказалось переутомление послевоенных лет – он смертельно устал. Даже в официальную хронику попали шутливые, но и многозначительные жалобы вождя: «Эх, работёжка!». Авторитет генсека снижался, его, в лучшем случае, жалели. Даже правильные слова в его устах звучали неубедительно, вызывали улыбку. Когда-то он был первоклассным политическим актёром – а тут… Для него писали мудрые речи – например, о том, что каждый гражданин из нас должен чувствовать себя хозяином страны, к каждой общей проблеме надо относиться, как к личной. Если бы эти слова произнёс талантливый пятидесятилетний строитель уникального Газопровода – они бы не показались дежурным риторическим клише. А Брежневу уже не верили. На излишнее честолюбие правителей народная молва отвечает презрением. Особенно, если видит, что правитель ослаб.
Китайским коммунистам удалось на наших глазах несколько раз провести смену номенклатурного караула. В семидесятые годы в СССР проявило себя новое поколение управленцев – индустриальная политика Брежнева-Косыгина давала им возможность проявить себя. Так следовало и на политические роли выдвигать лидеров из успешных отраслей. Не из Ставрополья, а со строек и заводов, у которых был ореол успеха.
Если бы в 1974 году Леонид Ильич передал власть сильному молодому лидеру – его десятилетнее правление стало бы бесспорным украшением истории. А так – нам предстоит нескончаемый спор.
Брежнева и его эпоху критикуют с противоположных позиций:
А) Законсервировал сталинскую командно-административную систему.
Б) Вернул элементы рыночной экономики, чем развратил обывателя, укрепил дух корыстолюбивого мещанства.
В) Упиваясь ролью военно-промышленной сверхдержавы, мы истощили экономику. Страна задыхалась от продовольственного дефицита и нехватки качественных «товаров народного потребления».
Г) Расшаталась дисциплина.
Д) Укрепилось полицейское государство со всевластием КГБ.
Е) Началась война в Афганистане.
Ё) Никто не верил в коммунизм, но звучали ритуальные заклинания вперемешку со славословиями вождю.
Ж) Постаревшее руководство вызывало смех, не соответствовало времени… Они не могли осмыслить эпоху научно-технической революции.
З) Брежнев испугался вступить в открытую конфронтацию с Западом, следовало поддержать революцию 1968-го и «поджечь» Латинскую Америку.
И) Брежнев ответствен за приход к власти перестройщиков, проигравших страну.
Здесь многое справедливо. Но будем помнить, что политика – искусство компромисса, а поколение Брежнева вынуждено было лихорадочно крепить оборону – не сворачивать же знамёна? Но и уровень жизни повышался – медленнее, чем хотелось, но повышался же! Вспомним, что никогда ни до, ни после Брежнева собственное жильё для молодой семьи не было таким доступным, как в 1980 – 1982-м. А про беспроцентные кредиты вы слыхали? Строились города и промышленные гиганты, страна выходила на мировой рынок не в роли статиста, но лидера альтернативной экономической системы. Мы должны оценить искусство управлять по-настоящему многонациональной страной. Даже во время Афганской войны Советский Союз не страдал от терроризма, собственные и пришлые «душманы» у нас появились, когда репутацию давно покойного Брежнева добивали запоздалые пародисты…
Мы не заслужили права презрительно называть ту эпоху «застоем». Для миллионов профессионалов в нашей стране застой начался в 1992 году, когда остановились станки и рейсшины.
Экономические возможности и политический авторитет современной России зиждется на достижениях брежневских инженеров, геологов, дипломатов, военных… Свою вахту Леонид Брежнев отстоял без провалов, хотя и не построил город Солнца.