Page 34 - Зеркало моей души, Том 1
P. 34
Николай Левашов «Зеркало моей души». Том 1.
Я с малолетства люблю лошадей и прокатиться на них, пусть даже и на
бричке, было для меня одним из сокровенных желаний, чего я не мог сказать бы
о своём нахождении на пасеке. Дело в том, что от укуса пчёл я, будучи
маленьким, очень сильно опухал и в силу этого обстоятельства, мягко говоря,
весьма недолюбливал пчёл, особенно, когда они начинали кружиться вокруг
меня. Поэтому при любой возможности вернуться с оказией, я с превеликим
удовольствием отправлялся домой.
Во время одного из таких путешествий домой, когда мы проезжали мимо
поля с подсолнечником, возница предложил мне срезать себе шапку
подсолнечника, которые на этом поле были просто огромными. Перочинный
ножик был из прекрасной стали и очень острым. Я наклонил растение, обхватил
кистью левой руки стебель под самую шапку подсолнечника и … лихим
движением срезал её и, или по инерции, или от чрезмерного усилия для такого
острого ножа, по той же траектории порезал себе руку в области запястья, в том
месте, где большой палец соединяется с рукой.
Я отдёрнул руку и увидел, как в месте касания лезвия появился довольно
глубокий разрез. Я удивлённо наблюдал, как практически мгновенно из него
хлынула кровь. Возница дал мне газету, которой я и обернул порезанную руку.
Я никогда не боялся боли и никогда по таким поводам не плакал, даже будучи
малышом. Этот порез был далеко не первым у меня, и я спокойно ожидал, когда
прекратит течь кровь.
Мне не хотелось получать от матери нагоняй за неосторожность и лучшим
выходом для меня и для возницы, который перепугался более моего, было бы
скрытие следов преступления. Причины для этого у нас были разные, но цель —
одна. Но, по непонятным мне тогда причинам, кровь быстро пропитала и
обёрнутую несколько раз вокруг кисти руки газету. Мне это явно не нравилось,
я потерял довольно много крови, побледнел и почувствовал, что скорее всего,
нагоняя мне не избежать. А мне очень даже этого не хотелось.
Поэтому, чтобы остановить кровь, я прижал своей правой кистью ранку
поверх газеты и начал думать о том, чтобы кровь, наконец, прекратила течь из
раны. В то время я уже знал о том, что кровь может вытечь полностью, со всеми
вытекающими отсюда последствиями, и мне не очень хотелось проверять
данный факт на собственном опыте. Через несколько минут сильное
кровотечение прекратилось, и ещё через несколько минут кровь остановилась
совсем, чему я и был чрезвычайно рад. Когда минут через тридцать-сорок я
оказался дома на хуторе, ранка на запястье уже даже затянулась.
Когда моя мама и её младшая сестра, которая тоже была медицинским
работником, увидели меня с окровавленной рукой, точнее — с окровавленной
газетой, намотанной на мою руку, сперва очень сильно испугались, но когда я
избавился от уже ненужной газеты, они удивились ещё больше, чем испугались.
Они долго изучали такую незначительную (с моей точки зрения) ранку и, чем
больше изучали, тем сильнее становилось их удивление, что мне было совсем
непонятно. Единственный положительный для меня момент заключался в том,
что меня не наказали и не запретили вернуться к моим «супер» важным делам —
К оглавлению 34