Полезные уроки истории. Интервенция
Пользуясь хаосом революции и Гражданской войны, западные державы с особым цинизмом стремились расчленить нашу страну.
Советник американского президента Вильсона полковник Хаус задолго до Бжезинского указывал: «Остальной мир будет жить более спокойно, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделенная Европейская часть страны».
Первые шаги в данном направлении начали предприниматься ещё при Временном правительстве.
В Мурманск пришёл отряд британских кораблей адмирала Кемпа: под предлогом охраны порта и завезённых сюда грузов. А эмигрант Юрьев, приехавший из США, непонятным образом выдвинулся на должность председателя Мурманского Совета депутатов.
Кемп установил прекрасные отношения с Юрьевым, с военными начальниками. На фоне прихода к власти большевиков готовилась интервенция. Причём Вильсон и Хаус поучали своих союзников, что она должна осуществляться обязательно «с согласия Советского правительства», под маркой помощи против немцев. 1 марта 1918 года Юрьев доложил в Совнарком, что немцы и белофинны угрожают Мурманскому краю.
Сообщал о готовности Антанты предоставить поддержку «начиная с продовольствия до живой помощи включительно». Тем же вечером Троцкий послал в Мурманск телеграмму № 252: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий». 2 марта состоялось совместное заседание Мурманского Совета, русского и союзного командования, на котором был выработан довольно странный документ – «Словесное, но дословно запротоколированное соглашение о совместных действиях англичан, французов и русских по обороне Мурманского края». Основа – «приказ наркома Троцкого».
Из членов Совнаркома встревожился Сталин. Вызвал Юрьева к прямому проводу и внушал: «Англичане никогда не помогают зря, как и французы». Уточнял, какие договорённости заключены. А когда узнал, что имеет место всего лишь «словесное соглашение», констатировал: «Нам кажется, что Вы немножечко попались. Теперь необходимо выпутаться». Сталин требовал «письменного заявления англичан и французов против возможной оккупации». Но оккупацию одобрил сам Троцкий, а Ленина убедил, что для «балансирования» между империалистическими лагерями войска Антанты будут полезны. Хаус записал в дневнике: «Троцкий просил о сотрудничестве в Мурманске и по другим вопросам». 6 марта там начали высаживаться английские и французские части.
Однако незадолго перед этим был уже подписан Брестский мир с Германией. Протесты немцев постарались аккуратно обойти. Юрьева вызвали в Москву, от Ленина и Троцкого он получил указания: проводить прежнюю линию, однако «комбинация должна носить сугубо неофициальный характер» – как бы от лица только Мурманского Совета, и это должно относиться «к разряду военных тайн».
Тем временем и японцы сочли, что они не хуже англичан, 6 апреля высадились во Владивостоке. Объявили – ведь немцы могут захватить Транссибирскую магистраль! Приедут на поездах на Тихий океан и будут угрожать Японии. Правдоподобно это было или нет, никого не интересовало. Япония предъявила ультиматум местному Совету, и ему пришлось согласиться. Правда, аппетиты Токио обеспокоили США и Англию. Они потребовали, чтобы японцы не продвигались вглубь Сибири. Но те отлично умели действовать чужими руками, взяли под покровительство забайкальского атамана Семёнова. А китайский маршал Чжан Цзолинь, ставленник японцев, захватил принадлежавшую России Китайскую Восточную железную дорогу с Харбином, построенным на русские деньги.
Германия тоже стремилась урвать куски пожирнее. Финны сами метнулись в её объятия, пригласили немецкие войска. Берлин заключил с ними секретное соглашение, признав их право на Карелию. Немцы-то не нарушат Брестский мир, а финны пускай ещё что-нибудь оторвут от России.
Перед захватчиками расстилались и прибалты. 12 апреля Объединённый совет Курляндии, Лифляндии и Эстляндии обратился к кайзеру с просьбой взять их «под постоянную германскую опеку». Центральная Рада позвала оккупантов «освобождать» Украину. При вступлении в Киев немцы дипломатично пропустили вперед украинцев – около 2 тысяч всякого сброда. А за ними маршировали германские дивизии.
Впрочем, вежливость быстро кончилась. В Берлине было создано особое экономическое управление для эксплуатации Украины, и Раде выставили внушительный счёт за оказанные услуги. 25 апреля с ней подписали соглашение: к Германии переходил контроль над украинскими железными дорогами, заводами, рудниками, таможнями, внешней торговлей. Устанавливались обязательные поставки зерна, мяса, сала. А после подписания такого соглашения Рада, которую сами немцы называли «клубом политических авантюристов», стала для них ненужной. Её разогнали, поставили «гетманом» Скоропадского.
Роль ему дали чисто марионеточную, создавать свою армию не разрешили, а политику определяли оккупационные власти. Одним из краеугольных камней этой политики было насаждение национализма, чтобы попрочнее оторвать украинцев от России. Начальник отдела германского МИДа Бусше-Хаденхойзег ставил задачу: «Репрессировать всё прорусское, уничтожить федералистские тенденции». Австрийский представитель Арц писал: «Немцы преследуют вполне определённые экономические цели на Украине… С этой целью они будут оккупировать земли под своим контролем как протекторат, колонию или иное образование».
«Попутно» Германия прихватила Донбасс, который никогда к Украине не относился. Но там был уголь, и Берлин объявил, что это часть Украины. Советскому правительству пришлось проглотить пилюлю. Крым и подавно не имел отношения к Украине. На него рассчитывали турки, когда-то Крымское ханство было их вассалом. Нет, Германия «сочла нецелесообразным использовать для оккупации Крыма турок и украинцев». Министр иностранных дел Кюльман полагал, что полуостров можно будет передать Скоропадскому, но «только в качестве награды за хорошее поведение». Однако в окружении кайзера вызрел другой проект – превратить его в германскую колонию «Крым-Таврида», отдать немецким поселенцам.
Бывшая союзница Антанты Румыния перекинулась на сторону Германии. За это румын наградили, отдали российскую Бессарабию. А в Закавказье двинулись турки. Азербайджанские муссаватисты приняли их сторону. Армяне вместе с отступившими к ним русскими оказали сопротивление, разбили неприятеля под Сардарапатом и Каракилисой, но дашнакское правительство Армении поспешило капитулировать. А грузинские меньшевики повели ярую антирусскую политику. Организовали нападения на уезжающих из Закавказья русских солдат, многие были убиты или ранены. Десятки тысяч русских, проживавших в Грузии, были уволены с работы, их выгоняли из домов, арестовывали.
Зато немцев зазывали со всем кавказским радушием. Они «арендовали» на 60 лет порт Поти, прислали гарнизоны в грузинские города. В германском МИДе был разработан меморандум Бусше-Хаденхойзега, где предусматривалось установление контроля над Кавказом. Главным плацдармом предстояло стать Грузии, которая «должна быть взята под максимально плотную опеку в экономическом и политическом смысле». Кайзер прямо указал: «Грузия должна быть включена в Рейх в той или иной форме». Создавалась германо-турецкая «Транскавказская компания» для эксплуатации природных богатств края.
В это время против большевиков восстал Дон. Собравшийся в Новочеркасске Круг провозгласил независимое образование – Всевеликое Войско Донское. С Германией атаман П. Н. Краснов решил замириться. Что ж, немцев это устраивало – дальнейший распад России. Они сразу признали суверенитет Дона, в Ростове была создана Доно-Германская торговая комиссия. Немцы поставляли оружие и боеприпасы в обмен на нужное им продовольствие. И продавали-то дёшево, винтовку с 30 патронами за пуд зерна. Потому что оружие было чужое. Большевики отдали Германии фронтовые склады России. Теперь трофейные винтовки и пушки сбывали белым, чтобы воевали с большевиками, а Германия получала чистую прибыль – хлеб, сало, масло, мясо.
Краснов надеялся и на дипломатическую поддержку. Ведь стоило немцам цыкнуть, как Советское правительство отступилось от Украины, Эстонии, Латвии. Атаман упрашивал, чтобы они заступились и за Дон, обещал взамен экономические льготы, даже союз против Антанты. Но нет! Одно дело – прибалтийские и украинские националисты, а ради казаков Берлин пальцем о палец не ударил. Германское командование отдавало себе отчёт, что идеалом белогвардейцев, в том числе казаков, оставалось сильное Отечество. Начальник штаба германской Ставки генерал Людендорф видел в них «реальную угрозу будущему Германии». Наилучшим раскладом он считал «взаимное истощение красных и белых».
Ну а в красную Москву в апреле прибыл германский посол фон Мирбах. Разобравшись в ситуации, он докладывал: «При сильной конкуренции со стороны Антанты ежемесячно необходимы 3 млн марок». Германское казначейство выделило ему 40 млн. Кюльман писал послу: «Расходуйте больше денег, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выстояли. Фонды Рицлера в Вашем распоряжении… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию». В Берлине организовался особый синдикат для экономической экспансии на Востоке под руководством имперского советника фон Риппеля, открылся «экономический штаб» в Москве.
Упоминание о «конкуренции со стороны Антанты» было не лишним. Британские эксперты разрабатывали методики, как лучше наложить лапу на русские богатства. Приходили к выводу, что в данный момент не надо требовать возврата прежних долгов. Наоборот, надо давать ещё. А потом в счёт долгов утвердиться в нашей стране концессиями, подмять финансы. Рядом с Троцким угнездилась британская миссия Локкарта. Английские историки, анализируя его донесения, приходят к выводу: в них «содержалось не что иное, как схема охвата всей русской экономики – гигантское расширение зоны британского влияния, в то время как лежащая в прострации Россия могла быть низведена – или поднята – до статуса британской колонии».
Активно действовала и американская миссия Робинса. Троцкий всячески выражал ей свои симпатии. В марте он ошеломил Робинса заявлением: «Ни моё правительство, ни русский народ не будут возражать против контроля со стороны американцев над всеми грузами, направляемыми из Владивостока в Центральную Россию и против фактического американского контроля над Сибирской железной дорогой».
Фантастическое предложение мгновенно улетело в Вашингтон: Троцкий готов отдать США главную транспортную артерию России! Лев Давидович устроил для Робинса встречу с Лениным. Глава правительства согласился предоставить американцам подряды на восстановление железнодорожного и водного транспорта, пообещал и другие выгоды, передал личное послание Вильсону. Хотя выражался более осторожно, щедрых авансов не раздавал.
1 мая 1918 года в США была создана Лига помощи и сотрудничества с Россией. Президентом её стал доктор Фрэнк Гуднау, вице-президентом – директор Федерального Резервного банка Уильям Бойс Томпсон, вошли виднейшие промышленники Генри Форд, Чарльз Коффин и др. В общем, все прилаживали на воротники крахмальные салфетки, брали ножи и вилки и потягивали носами вкусные запахи, пристраиваясь у большого и аппетитного русского пирога. Мурманского края державам Антанты было явно недостаточно. Они раскатывали губы на весь Русский Север, Сибирь, Туркестан, нефтяные месторождения Баку. Троцкий соглашался на что угодно – он требовал лишь гарантий, что иностранцы не будут вмешиваться во внутреннюю политику большевиков.
Но ведь и Мирбах не впустую расходовал выделенные ему миллионы, сколачивал в советской верхушке прогерманскую партию. Это было не трудно. Большевистские лидеры отлично понимали – в случае новых уступок Антанте немцы могут осерчать. Их войска стояли в Пскове, под Смоленском. Достаточно отдать приказ, чтобы они погрузились в эшелоны, смели красных и через день очутились в Москве. Троцкий на переговорах уточнял, смогут ли западные «друзья» прислать реальные силы и в какие сроки? Получалось неутешительно. Войска союзников были заняты во Франции, на Балканах. Пока их подвезут, пока высадятся, в Кремле уже будет сидеть немецкий комендант.
Правда, Локкарт и Робинс убеждали, что в этом нет ничего страшного. Советское правительство и красные части могут отступать хоть за Урал, соединиться с союзниками и действовать против Германии вместе. Англичане были настроены наиболее решительно. Когда колебания большевиков им надоели, предъявили ультиматум – принять военную помощь Антанты. Британский резидент в США Вайсман 1 мая1918 г. пояснял в шифровке Хаусу: «Если мы решим, что Троцкий не хочет или не может пригласить нас, то мы можем призвать Керенского и других деятелей первоначальной республиканской революции, побудить их образовать правительственный комитет в Маньчжурии и делать то, чего Троцкий не пожелал или не смог бы сделать».
В общем-то Троцкий хотел бы, да не мог. Германия узнала о британском ультиматуме и предъявила свой, встречный – соблюдать Брестские условия. А далеко не всем большевикам улыбалось отступать за Урал. Ленин понимал, что тогда ни о каком «балансировании» речи не будет. Его правительство превратится в игрушку оккупационных властей. Его будут использовать, пока нужно, а потом выкинут, как украинскую Раду. 5 мая Совнарком принял ленинское постановление: «Немецкому ультиматуму уступить, а английский отклонить».
О, американцы уже прорабатывали запасные варианты! Под предлогом спасения России от гуманитарной катастрофы создавалась комиссия Гувера. Официально в её задачу входило поставлять русским крестьянам сельскохозяйственные машины, обучать обращаться с ними. Но, внедрившись в нашу страну, комиссия должна была поднять крик, что она в опасности, вызвать на помощь войска. Предусматривался и второй сценарий – если большевики откажутся принять «спасителей». В этом случае предполагалось раздуть кампанию, что русским крестьянам надо помочь во что бы то ни стало. Хаус цинично записал в дневнике: «Желательно приглашение американской комиссии большевистским правительством. Но если такового не последует, комиссия двинется в Россию под охраной американских войск».
Однако провокация с миссией Гувера не потребовалась. Подвернулся вариант с Чехословацким корпусом. Он создавался в 1916–17 годах из пленных австро-венгерской армии, пожелавших сражаться за независимость Чехословакии. После Брестского мира 45 тыс солдат отступили в Россию и были размещены под Пензой. 26 марта представители Антанты подписали соглашение с Советским правительством – Чехословацкий корпус вывезти на Западный фронт, во Францию. Почему-то решили отправлять не через Мурманск, а гораздо более дальним путём – через Владивосток. Разбили на 4 партии, эшелоны потянулись через Сибирь. Но 27 апреля союзники вдруг попросили часть корпуса перенацелить всё-таки через Мурманск. Троцкий согласился, отдал приказ: остановить перевозку контингентов, которые ещё не проехали за Урал. 10 тыс чехов осталось в Пензе, столько же застряло у Челябинска.
Уникальное положение, которое занял корпус, растянувшийся вдоль железной дороги, было очевидно. Американский посол в Китае Райниш писал Вильсону: «Было бы огромной ошибкой позволить чехословацким войскам уйти из России… они могут овладеть контролем над всей Сибирью». Но подсказки Райниша совершенно не требовались. Руководство Антанты хорошо представляло, что делает. 11 мая1918 г. в Лондоне в резиденции Ллойд Джорджа состоялось заседание специального правительственного комитета, постановившего: «Рекомендовать правительствам стран Антанты не вывозить чехов из России», а использовать «в качестве интервенционистских войск союзников в России».
И сразу же подыграл… Троцкий. 14 мая в Челябинске произошла драка между чехами и венграми. Местный Совет принял сторону венгров, арестовал нескольких чехов. Эшелон с оружием в руках вступился за товарищей, добился освобождения. Случай был не первым. Немцы и венгры, освобождённые из плена, враждовали с изменившими чехами, задирались постоянно. Но на драку в Челябинске Троцкий почему-то обратил особое внимание. 25 мая издал приказ о разоружении корпуса: «Каждый чехословак, найденный вооружённым… должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором найден хотя бы один вооружённый солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключён в концлагерь».
Приказ, да ещё и выдержанный в «драконовских» тонах, сыграл откровенно провокационную роль. 45 тыс отлично вооружённых, обученных и дисциплинированных солдат – это для мая1918 г. была не шутка. Когда слабенькие красные отряды сунулись выполнять распоряжение, чехи взбунтовались. Легко разогнали противника и свергли Советскую власть в тех городах, где их застало нападение. По железнодорожной связи вызывали другие эшелоны: «Советы объявили нам войну!»
Кое-где дело могло обойтись миром. Иркутский Совет воздержался от силовых акций, начал с чехами переговоры. Однако вмешался… американский генконсул Харрис. Передал чешским офицерам новые инструкции союзного командования – и местную власть разгромили.
Аналогичные инструкции поступили через французских дипломатов. В них всё было заранее продумано: корпусу ставилась задача – занять Транссибирскую магистраль. Чехословацкий мятеж стал детонатором цепи восстаний. Примыкали офицеры, юнкера, интеллигенция, казаки – все, кто был недоволен Советской властью. Тут-то уж всякое «балансирование» кончилось. Ленин переполошился, телеграфировал в Мурманск Юрьеву: «Английский десант не может рассматриваться иначе как враждебный против Республики. Его прямая цель – пойти на соединение с чехословаками… чтобы низвергнуть рабоче-крестьянскую власть…. На Мурманский краевой совет возлагается обязанность принять все меры, чтобы вторгшиеся на советскую землю наёмники капитала встретили решительный отпор».
Куда там! Местные власти уже спелись с англичанами. Адмирал Кемп созвал Совет северных городов, развернул перспективы создания «Беломоро-Онежской республики» от Ладоги до Ледовитого океана. 6 июня в западных газетах было опубликовано заявление Юрьева: «Мурманский край на основании права на самоопределение должен заявить о своём отделении от России и провозгласить свою собственную республику под протекторатом Великобритании. Архангельск должен быть включён в новую республику». 30 июня на объединённом заседании Мурманского Совета и ряда других организаций было принято решение о выходе края из-под власти Москвы.Ну а в Сибири чехи одерживали лёгкие победы, свергли Советскую власть от Волги до Дальнего Востока. Но западные правительства раструбили, будто русские «предали» несчастных чехов, их надо спасать! 21 июня министр иностранных дел Англии Бальфур выступил с заявлением: «Положение чехов требует немедленных союзных действий». 6 июля последовало заявление Вильсона: «Я надеюсь достичь прогресса, действуя двояко – предоставляя экономическую помощь России и оказывая содействие чехословакам». Под маркой защиты чехов состоялось открытое вторжение, в Сибирь было направлено 7,5 тыс американских военных, 4 тыс канадских, 1,5 тыс британских, 2 тыс итальянских, 1 тыс французских и 70 тыс японских.
Как видно, охотников владеть нашими землями в период послереволюционного распада российского государства нашлось немало. Однако ни у русских людей, ни у тех, кто возглавлял Белое движение, а впоследствии даже и у большевиков эти планы удовлетворить свой аппетит за счёт плохо лежащего «имущества» России понимания не нашли. Разного сорта интервентам и авантюристам пришлось-таки убраться восвояси. Но это, как говорится, уже другая история.