Page 226 - UM

С т р а н и ц а | 225

парапсихологии, которое произойдет во второй половине двадцатого века, создав
точную науку из изучения «психической силы» человека: «Точно в тот час, когда мадам
де Дей умирала в Карантане, ее сын был расстрелян в Морбиане. Мы можем
присоединить этот трагический факт ко всем наблюдениям над связями,
презирающими законы пространства; собираемые с любознательностью ученых
несколькими одинокими людьми, эти документы послужат когда-нибудь для создания
основ новой науки, которой до сегодняшнего дня не хватало гениального человека.» В
1891 году Камилл Фламмарион за ноябрь 1891 г. заявил: «Конец нашего века
напоминает конец предыдущего. Ум чувствует себя утомленным заявлениями
философии, называющей себя позитивной. Нетрудно угадать, что она ошибается…
Сократ говорил: „Познай самого себя!“ На протяжении тысяч лет мы узнали огромное
количество вещей, за исключением того, что интересует нас больше всего. Кажется, что
современная тенденция человеческой мысли состоит, наконец, в том, чтобы следовать
этому изречению Сократа».

К Фламмариону в обсерваторию Жювизи раз в месяц приезжал Конан-Дойль, чтобы
вместе с астрономом изучать явления ясновидения, привидений, материализации
духов, вообще говоря – сомнительное. Фламмарион верил в привидения, а
Конан-Дойль коллекционировал «фотографии фей». «Новая наука», которую
предчувствовал Бальзак, не родилась, но нужда в ней становилась очевидной. Виктор
Гюго прекрасно сказал в своем этюде о Шекспире: «В каждом человеке есть свой
Патмос (остров в архипелаге Южный Спорад, в Эгейском море, где св. Иоанн писал свой
Апокалипсис). Он волен идти или не идти на тот жуткий пик мысли, откуда виднеется
мрак. Если он не идет туда, он останется в обычной жизни, в обычном сомнении – и это
хорошо. Для внутреннего покоя это, несомненно, самое лучшее. Если же он идет на эту
вершину, он уже захвачен. Чудеса чередой являются ему. Никому не дано безнаказанно
видеть этот океан… Он остерегается этой влекущей пропасти, зондирования
неисследованного, самоустранения от почвы и жизни, входа в запретный мир,
ощущения неосязаемого, взгляда в невидимое. Но снова и снова возвращается к нему,
касается его локтем, наклоняется над ним, делает шаг, другой, и так проникает в
непроницаемое, уходя в безграничное расширение бесчисленных свойств».

Что касается меня, то еще в 1939 году я имел точное представление о науке, которая
безупречно свидетельствовала бы о внутреннем мире человека, побуждала ум к новым
размышлениям о природе знания и, подбираясь все ближе к цели, в конечном счете
изменила методы научного исследования во всех областях. Мне было 19 лет, и война
прервала меня как раз тогда, когда я решил посвятить свою жизнь созданию
психологии и физиологии мистических состояний. В этот момент я прочел в «Нувель
Ревю Франсэз» эссе Жюля Ромена «Ответ на самый важный вопрос», которое
неожиданно укрепило мою позицию. Это эссе тоже оказалось пророческим. После
войны и в самом деле родилась наука о психике, парапсихология, вполне
оформившаяся сегодня, в то время как даже внутри таких официальных наук, как
математика и физика, мысль некоторым образом развивается в ином направлении.