Page 217 - UM

С т р а н и ц а | 216

из разных, неожиданно опустевших лагерей молодежи, в этой последней «школе
кадров», где нас продолжали невозмутимо учить искусству делать марионеток, играть
комедию и петь, в то время как все изменилось в громе оружия и звоне цепей. В это
утро, собравшись в холле, мы, под руководством мечтательного хормейстера, пели на
три голоса фольклорную арию «Дайте мне воды, дайте мне воды, воды, воды для моих
двух ведер…» Неожиданно нас прервал телефон. Через несколько минут наш учитель
пения привел нас в гараж. Парни с автоматами охраняли подступы к нему. На полу,
среди старых автомобилей и бочек с маслом, лежали молодые люди, расстрелянные,
приконченные гранатами, – группа участников Сопротивления, которых немцы
пытали в Лесном Каскаде. Удалось забрать их тела. Доставали гробы. Были отправлены
эстафеты, чтобы предупредить семьи. Нужно было обмыть трупы, обтереть кровь,
застегнуть куртки и брюки, растерзанные осколками, прикрыть и обложить белой
бумагой тех, чья глаза, рты и раны были сплошным криком ужаса, придать этим лицам
и телам подобие естественной смерти, и среди этих запахов мясной лавки, с губками и
щетками в руках, мы давали воды, воды, воды…

Пьер Мак Орлен до войны путешествовал в поисках «социальной фантастики»,
найденной им в живописности крупных портов: бисо Гамбурга под дождем,
набережная Темзы, фауна Антверпена. Очаровательно, но совсем не для жизни!
Фантастическое перестало быть уделом художника, чтобы стать опытом, в огне и
крови пережитым цивилизацией.

Сапожник с нашей улицы однажды утром появится на пороге своей лавки с желтой
звездой на сердце. Сын консьержки получит из Лондона особое послание и будет
носить невидимые капитанские галуны. Тайная партизанская война проявится вдруг
повешенными на балконах. Множество миров, яростно сшибавшихся друг с другом,
проникли один в другой, и достаточно случайного толчка, чтобы в мановенье ока
оказаться в любом из них.

Бержье рассказывал мне: "В Маутхаузене мы носили метку «N.N.» – «Мрак и туман».
Никто из нас не думал, что выживет. 5 мая 1945 года первый американский джип
показался на холме, и лежавший рядом со мной русский заключенный, когда-то один
из ответственных за антирелигиозную борьбу на Украине, приподнялся и воскликнул:
«Слава Богу!» Все способные двигаться были возвращены на родину «летающей
крепостью», и таким образом, на рассвете 19-го я оказался на аэродроме Гайнц в
Австрии. Прибыл самолет прибыл из Бирмы. «Это была мировая война, не правда ли?»
– сказало радио. Оно передало мое послание в штаб союзнических войск в Реймсе.
Потом мне показали радарное оборудование. Там были всякого рода аппараты,
появление которых я считал возможным не ранее двухтысячного года. В Маутхаузене
американские врачи говорили мне о пенициллине. За два года наука шагнула вперед на
целый век. И мне пришла в голову безумная идея: «А атомная энергия?» «О ней
говорят, – сказало мне радио. – Это довольно секретно, но ходят слухи…» Через
несколько часов я в своей полосатой одежде шел по бульвару Мадлен. Неужели это
Париж? Или мне это снится? Люди окружили меня, забросали вопросами. Я скрылся в
метро, позвонил по телефону родным: «Минуточку, я сейчас буду». Но я снова вышел.