Page 245 - UM

С т р а н и ц а | 244

именно ими была сделана большая часть научных и практических открытий до XIX
века.

***

Наш язык, наша мысль являются производными от арифметического, двоичного
действия нашего мозга. Мы классифицируем сравниваем и делаем выводы. Но письмо
или речь неизбежно приводят к торможению механизма восприятия. Поэтому в
описании любого рода мы выражаем лишь наше двоичное осознание мира, и уже сам
наш язык свидетельствует о замедленности восприятия мира, и без того
ограниченного двоичностью. Эта недостаточность языка очевидна и живо ощущается.

Но что сказать о недостаточности самого двоичного разума? От него ускользает
внутренняя сущность, суть вещей. Он может открыть, что свет одновременно
непрерывен и прерывист, что молекула бензола устанавливает между своими шестью
атомами двойные и, притом, Взаимоисключающие отношения; он допускает это, но не
может понять, непосредствено обобщить всю реальность структур, которые он
исследует. Для этого необходимо, чтобы в мозге начали функционировать иные
механизмы, чтобы на смену двоичным суждениям пришло аналоговое сознание,
отождествляющееся с рассматриваемыми формами и осваивающее «изнутри»
непостижимые ритмы этих глубоких структур.

Такие переключения, несомненно, происходят в процессе интуитивного постижения,
поэтического озарения, религиозного экстаза и гораздо чаще в повседневной жизни,
чем мы думаем. Переход к пробужденному состоянию, т.е. более высокому состоянию
по сравнению с обычным бодрствованием, является лейтмотивом всех древних
философий, а также целью величайших физиков и математиков современности, для
которых «что-то должно произойти в человеческом сознании, чтобы оно перешло от
знания к познанию».

Поэтому неудивительно, что язык, которому удается свидетельствовать об осознании
мира лишь в состоянии нормального бодрствования, становится «темным», как только
речь заходит о свете, вечности, времени, энергии, сущности человека и т. д. И мы
различаем два вида такой темноты.

Один из них порожден тем, что язык – орудие разума, стремящегося исследовать эти
глубокие структуры, причем ему никогда не удается их освоить. Он – творение
природы, напрасно стучащееся в двери другой природы. В лучшем случае, он может
лишь привести свидетельство своего бессилия. Его темнота – реальна. Это
действительно только темнота.

Другой происходит от того, что человек, пытающийся выразить словами свое
внутреннее состояние, знал в течение ряда коротких вспышек иное состояние