Page 276 - UM
P. 276

С т р а н и ц а | 275

труднее всего понять именно это. Сами, по своей собственной инициативе, они могут
быть способны на большие усилия, их первые жертвы должны состоять в том, чтобы
повиноваться другому, но ничто в мире никогда не убедит их в необходимости этого.

И они не хотят понять, что все их жертвы в этом случае ни к чему.

Работа должна быть организована. А это может быть сделано только человеком,
знающим задачи и цели, знающим ее методы, поскольку он сам в свое время проделал
такую организованную работу" (эти высказывания Гурджиева взяты из работы П. Д.
Успенского «фрагменты неведомого учения», изд. Сток., Париж, 1950 г.).

2. Мои дебюты в школе Гурджиева «Возьмите часы, – сказали нам, – и посмотрите на
большую стрелку, пытаясь сохранить ощущение самих себя и сосредоточиться на
мысли: „Я Луи Повель и в этот момент нахожусь здесь“. Попытайтесь думать только об
этом, просто следите за движением большой стрелки, продолжая сознавать самого
себя, свое имя, самочувствие и место, где вы находитесь».

Сначала это показалось простым и даже немного смешным. Само собою разумеется, я в
состоянии сохранить в уме мысль о том, что меня зовут Луи Повель и что я в этот
момент здесь, смотрю за очень медленным движением большой стрелки моих часов.
Потом я очень скоро заметил, что эта мысль очень недолго остается во мне
неподвижной, что она начинает приобретать тысячу форм и растекаться во всех
направлениях, как предметы, которые Сальвадор Дали изображает превращенными в
растекающуюся грязь. Но я еще должен признать, что от меня требуют поддерживать
живой и неподвижной не мысль, а ощущение. От меня не только требуется думать, что
я существую, но знать это, абсолютно сознавать этот факт. Я чувствую, что это
возможно и что это может произойти во мне, принеся мне нечто новое и важное. Я
обнаруживаю, что тысяча мыслей или теней мыслей, тысяча ощущений, образов и
ассоциаций идей, совершенно чуждых предмету моего усилия, непрестанно осаждают
меня и отвлекают от такого усилия. А порой еще эта стрелка привлекает все мое
внимание, и, глядя на нее, я теряю из виду себя. Порой мое тело, сокращение мускула в
ноге, какое-то движение в животе отрывают меня одновременно и от стрелки, и от
меня самого. Порой же я думаю, что остановил свое маленькое внутреннее кино,
устранил внешний мир, но тут замечаю, что погрузился в подобие сна, где стрелка
исчезла или я сам исчез, и где продолжают сталкиваться друг с другом образы,
ощущения, мысли, как за тюлем, как во сне, который развертывается сам по себе, когда
я сплю. Порой в какую-то долю секунды я наконец существую целиком, полностью, я
разглядываю эту стрелку. Но в ту же долю секунды я поздравляю себя с тем, что это
произошло; моя мысль, если можно так сказать, аплодирует, и тотчас мой разум,
воспользовавшись успехом, чтобы порадоваться, тут же сводит его на нет. Наконец,
раздосадованный, невероятно уставший, я отказываюсь от этого опыта со всей
поспешностью, и мне кажется, что я пережил самые трудные минуты в своей жизни,
что я был лишен воздуха до такой степени, что уже больше терпеть было нельзя.
Каким долгим мне это показалось! Но прошло не более двух минут, и за две минуты у
   271   272   273   274   275   276   277   278   279   280   281