Page 10 - UM

Страница |9

уже становятся анахронизмом. Чтобы жить в настоящем, нужно быть современником
будущего. С тех пор, как я принялся вопрошать настоящее, я получа.ю ответы, полные
странностей.

Джеймс Блиш, американский писатель, сказал по поводу Эйнштейна, что он
«проглотил Ньютона живьем». Восхитительная формулировка! Если наша мысль
поднимается к более высокому видению жизни, она должна проглатывать живьем
истины низшего плана. Такова уверенность, приобретенная мной в период
исследований. Это может показаться банальным; но когда имеешь дело с мыслями,
претендуешь на место на вершине. Мудрость Генона или система Гурджиева, которые
не знали или презирали большую часть социальных и научных реальностей, – этот
новый способ суждения меняет направление и вкус ума, Платон говорил: «Высокие
вещи должны вмещать и низкие, хотя и в другом состоянии». Теперь я убежден, что вся
высшая философия, в которой не продолжают жить реальности того плана, который
она считает превзойденным, – такая философия не более чем обман.

Вот почему я отправился в довольно долгое путешествие в сторону физики,
антропологии, математики и биологии, прежде чем вновь предпринять попытку
составить представление о человеке, его природе, его возможностях, его судьбе. Еще
недавно я старался узнать и понять всего человека, презирая науку. Я сомневался в
том, что дух способен достичь самых высоких вершин. Но что я знал об его вторжении в
научную область? Разве он не показал мне такие свои возможности, веря в которые, я
склонялся перед ним? Я говорил себе: нужно преодолеть видимое противоречие между
материализмом и спиритуализмом. Но разве развитие науки не ведет к такому
представлению? И разве в этом случае не является моим долгом узнать об этом? В
конце концов, разве для Запада XX века не было бы разумным начинанием взять посох
пилигрима и отправиться босиком в Индию? Разве вокруг меня не было известного
числа людей и книг, чтобы осведомиться на этот счет? Разве я не должен был прежде
всего просмотреть до глубины свою собственную территорию? Если научная мысль в
своей крайней точке приходит к пересмотру первичного представления о человеке, – я
должен об этом знать. Но кроме того была и другая необходимость. Всякое
представление, которое я мог себе составить о судьбе разума, о смысле человеческого
бытия, могло иметь ценность только в той мере, в какой оно не противоречило
движению современного знания.

Отклик на эти размышления я находил в словах Оппенгеймера: «В настоящее время мы
живем в мире, где поэты, историки и философы с гордостью говорят, что они даже не
хотели бы предусматривать возможность учиться чему бы то ни было, касающемуся
наук; они видят науку в конце длинного туннеля, слишком длинного для того, чтобы
опытный человек просунул туда голову. Наша философия, поскольку она у нас есть,
откровенно анахронична и, я убежден, совершенно не приспособлена к нашей эпохе».

Однако настоящему интеллигенту ничуть не труднее войти в ту систему мышления,
которая управляет термоядерной физикой, если он действительно этого хочет, чем
проникнуть в глубины марксистской экономики или томизма. Ничуть не труднее
понять теоретические основы кибернетики, чем, скажем, проанализировать причины