Page 110 - UM

С т р а н и ц а | 109

уже одно его присутствие представляет для кающегося повод для греха, и безусловно
ушел бы, не настаивая на ответе.

– А, хорошо! -..сказал бородач. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, потом ударил
по белому камню своим посохом:

– Смотри! – сказал он. – Вот камень, который поможет тебе сделать свое дело… Ну,
желаю счастья, и да найдешь ты Голос, который ищешь! Брат Фрэнсис сразу не понял,
что чужак имел в виду «Голос» с большой буквы: он просто подумал, что старый
человек принял его за глухонемого. Быстро взглянув вслед удалявшемуся с веселым
свистом пилигриму, он молчаливо благословил путника, пожелав ему счастья в дороге,
а затем снова принялся за работу каменщика, спеша построить себе маленькое
убежище в форме гроба, где он мог бы вытянуться для сна, не опасаясь, что его тело
окажется приманкой для прожорливых волков.

Стадо кучевых облаков проплыло в небе над его головой. Введя пустыню в жестокое
искушение, облака направились теперь в горы, чтобы там пролить свое влажное
благословение… На мгновение их тень накрыла молодого монаха, укрыв его от жгучих
лучей солнца, и он воспользовался этим, чтобы ускорить свою работу, подчеркивая
каждым своим движением слова произносимой про себя молитвы о том, чтобы
удостовериться в подлинном своем призвании, – это и было целью его поста в пустыне.

В конце концов брат Фрэнсис приподнял большой белый камень, на который указал
ему пилигрим,… но раскрасневшееся от тяжелой работы лицо его внезапно покрылось
бледностью; он выронил камень, как будто притронулся к змее.

Там, у его ног, лежал частично скрытый камнями металлический заржавевший ящик…
Движимый любопытством, молодой монах хотел тотчас же схватить его, но сначала
сделал шаг назад и быстро осенил себя крестом, что-то бормоча на латыни. Потом,
успокоившись немного, он уже не побоялся обратиться к ящику:

– Изыди, сатана! – приказал он, грозя тяжелым распятием, висевшим на его четках. –
Сгинь, проклятый соблазнитель! Вытащив спрятанное под одеждой крошечное
кропило, он окропил ящик святой водой. – Исчезни, если ты создание дьявола! Но ящик
вовсе не собирался ни исчезать, ни взрываться, ни рассыпаться, издавая запах серы…
Он спокойно оставался на месте, как бы ожидая, пока ветер пустыни осушит
покрывшие его маленькие капельки.

– Да будет так! – сказал монашек, становясь на колени, чтобы взять этот предмет.
Больше часа он колотил по ящику большим камнем, будучи не в силах его открыть. И
тут ему пришла в голову мысль, что эта археологическая реликвия – а это, несомненно,
было именно так – является, быть может, ниспосланным с Небес знаком благословения
на избранное им поприще. Однако он тотчас же отогнал прочь эту мысль, вовремя
вспомнив, что отец-аббат очень серьезно предупредил его, что всякое прямое личное
откровение показного характера – ложно. Если он покинул аббатство, чтобы сорок
дней поститься в пустыне, – думал монах, – то именно для того, чтобы покаяние
принесло ему внушение свыше, призывающее его к священному ордену. Он не должен