Page 112 - UM
P. 112
С т р а н и ц а | 111
банка кислой капусты для Эммы». На втором листке: «Не забыть параграф 1000 для
налоговой декларации». И, наконец, на третьем были только цифры, длинный столбец,
вычитаемый из предыдущей суммы, за которым следовало слово: «Ч-ш-ш!».
Неспособный понять что бы то ни было в этих документах, он удовлетворился тем, что
проверил расчет и нашел его правильным.
Из двух других бумаг, находившихся в ящике, одна, плотно свернутая в трубочку,
грозила распасться на куски при первой же попытке ее развернуть. Брату Фрэнсису
удалось расшифровать всего два слова: «Тотализатор ипподрома», и он вложил ее
обратно в ящик, чтобы изучить потом, после специальной закрепляющей обработки.
Второй документ представлял собой большую бумагу, много раз складывавшуюся в
одних и тех же местах и такую ломкую на сгибах, что монах вынужден был
удовлетвориться лить осторожным заглядыванием между листками.
Это был план, сложная сеть белых линий, начерченных на синем поле! По спине брата
Фрэнсиса снова пробежала дрожь: он держал в руках «синьку», или «схему» – один из
редчайших древних документов, которые археологи так высоко ценили и которые
обычно с таким трудом разгадывали ученые и специалисты-переводчики! Но
невероятное благословение, которое представляла собой подобная находка, не
ограничивалась этим: среди слов, начертанных в одном из нижних углов документа,
брат Фрэнсис вдруг обнаружил имя самого основателя его ордена – самого Блаженного
Лейбовича! Руки молодого монаха так сильно задрожали от радости, что он едва не
порвал бесценную бумагу. И тут он вспомнил слова, сказанные ему на прощанье
пилигримом: «И да найдешь ты Голос, который ищешь!» И он действительно нашел
Голос, Голос с большой буквы, подобной той, которую образуют два крыла голубя,
летящего к земле с высоты небесной тверди, прописная буква, как в молитвах «Веере
дигнум» или «Види аквам», большая и торжественная буква, как та, что украшает
большие страницы Требника – короче: большая и великая, как его призвание! Бросив
последний взгляд на «схему», чтобы удостовериться, что все это происходит не во сне,
монах запел благодарственную молитву: «Блаженный Лейбович, молись за меня…
Блаженный Лейбович, избавь меня…» – и эта последняя фраза была несколько смелой,
ибо основатель его ордена еще только ожидал канонизации! Забыв наставления
аббата, брат Фрэнсис вскочил и стал вглядываться в даль, на юг, куда ушел старый
бродяга в джутовом переднике. Но пилигрим уже давно исчез… Это наверняка был
Ангел Господень, – сказал себе брат Фрэнсис, – и – как знать? – быть может, это был
даже сам Блаженный Лейбович собственной персоной… Разве он не указал ему точное
место, где был зарыт этот чудесный клад, посоветовав ему сдвинуть определенный
камень, когда произносил свои пророческие прощальные слова?.. Молодой монах
погрузился в экзальтированные размышления и сидел недвижно до тех пор, пока
садившееся солнце не окрасило горы в красноватый цвет и сумеречные тени не
сгустились вокруг. Только тогда надвигающаяся ночь вывела его из задумчивости. Он
сказал себе, что полученный им неоценимый дар, вероятно, не сможет сохранить его от
волков, и поспешил закончить оборонительную стену. А затем, поскольку звезды уже
появились, он разжег костер и собрал маленькие лиловые ягоды кактуса, чтобы
приготовить ужин. Это была его единственная пища, если не считать горсточки