Page 127 - UM

С т р а н и ц а | 126

звучали у него в ушах: «Зачем, я тебя спрашиваю?» Да и в самом деле – зачем, по какой
причине? Брат Фрэнсис вновь пустился в путь пешком, задумавшись, склонив голову
под капюшоном… В какой-то момент ему даже пришла в голову мысль бросить
документ в кусты и оставить там под дождем… Но отец-аббат одобрил его решение
передать пергамент властям Нового Ватикана в качестве подарка. Монах подумал, что
не сможет прийти туда с пустыми руками, и, успокоившись, продолжил свой путь.

***

Час настал. Затерянный в огромной и величественной базилике, брат Фрэнсис
углубился в покоренную магию красок и звуков. Когда упомянули святой и
непогрешимый Дух, символ всякого совершенства, один из епископов поднялся – это
был преосвященный Ди Симоне, адвокат святого, как заметил монах – и обратил
молитву к святому Петру, прося его высказаться устами его святейшества Льва XXII,
одновременно повелев всем присутствующим внимать торжественным словам,
которые будут произнесены.

В этот момент папа встал и провозгласил, что впредь и отныне Айзек Эдвард Лейбович
является святым. Все было кончено. Теперь безвестный техник прошлых времен
становился частью небесной фаланги. Брат Фрэнсис тотчас же обратил молитву к
своему патрону, в то время как хор запел «Те деум».

Вскоре князь церкви, двигаясь быстрым шагом, так неожиданно появился в зале
аудиенций, где ожидал наш монашек, что у брата Фрэнсиса от удивления перехватило
дыхание и он на мгновение лишился дара речи. Поспешно встав на колени, чтобы
получить благословение святого отца и облобызать кольцо Грешника, он затем
неловко выпрямился – ему мешал прекрасный разукрашенный пергамент, который он
держал сзади за спиной. Поняв причину его стеснительности, папа улыбнулся.

– Наш сын принес нам подарок? – спросил он. У монаха запершило в горле; он с глупым
видом втянул голову в плечи и наконец протянул свою рукопись, на которую
представитель Христа смотрел очень долго, с непроницаемым лицом и ничего не
говоря.

– Это ничего такого, – бормотал брат Фрэнсис, чувствовавший, как ощущение
неловкости нарастает в нем по мере того, как продолжается молчание папы, – это
только жалкая вещичка, убогий подарок. Мне даже стыдно, что я провел столько
времени за…

Он остановился, его душило волнение. Но папа, казалось, его не слышал.

– Понимаете ли вы значение символов, использованных святым Айзеком, сын мой? –
спросил он монаха, с любопытством разглядывая таинственные линии плана.