Page 131 - UM

С т р а н и ц а | 130

У художника 1890 г. были свои моменты «отчаяния». Что же говорить об историках
настоящего времени? Большая часть современных фактов подобна «саксифраго»: они
стали отчаянием историка.

Безумный самоучка, окруженный несколькими мономанами, отверг Декарта, отмел
гуманистическую культуру, растоптал разум, призвал Люцифера и завоевал Европу,
чуть было не завоевав весь мир. Марксизм укоренился лишь в одной стране, которую
Маркс считал бесплодной в смысле революционных возможностей. Лондон едва не
погиб под градом ракет, которые могли предназначаться для завоевания Луны.
Размышления о пространстве и времени закончились изготовлением бомбы, которая
смела двести тысяч человек за три секунды и угрожает смести самое историю.
Саксифраго! Историк начинает беспокоиться и сомневаться в том, что его искусство
может найти практическое применение. Он посвящает свой талант оплакиванию того,
что не в состоянии больше заниматься этим искусством. Это же мы видим и в других
науках и искусствах, когда они задыхаются: писатель в десяти томах размышляет над
бессилием языка, врач в пятилетнем курсе медицины объясняет, что болезни
излечиваются сами собой. История переживает один из таких моментов.

Г-н Раймонд Арон, отбрасывая наскучивших ему Фукидида и Маркса, констатирует, что
ни человеческих страстей, ни экономики не достаточно для того, чтобы определить
развитие общества. «Совокупность причин, определяющих совокупность следствий, –
сокрушается он, – превосходит человеческое понимание».

Г-н Боден признает: «История – чистая страница, которую люди вольны заполнять, как
им заблагорассудится».

А г-н Рене Груссе возносит к пустым небесам почти отчаянную, хотя и прекрасную
песню: «Разве история – или то, что мы называем историей – смена империй, сражений,
политических революций, дат, по большей части кровавых? Признаюсь вам, что я не
верю этому и что мне хочется при виде школьных учебников вычеркнуть из них
добрую четверть… Подлинная история – это не история передвижения границ взад и
вперед. Это история цивилизации. А цивилизация – это, с одной стороны, прогресс
техники, а с другой – прогресс духовного состояния. И можно спросить, не является ли
политическая история в значительной степени историей паразитической. Подлинная
история – с точки зрения материальной – это история техники, замаскированная
политической историей, угнетающей ее, узурпирующей ее место и даже название. Но в
еще большей степени подлинная история – это история духовного прогресса
человечества. Функция человечества – помогать человеческому духу освобождаться,
осуществлять свои устремления, помогать человеку, как говорят индийцы в своей
замечательной формуле, становиться тем, что он есть. Поистине: кажущаяся, видимая,
поверхностная история – не более чем склад солонины. Если бы история была только
этим, оставалось бы только закрыть книгу и пожелать угасания в нирване… Но я хочу
верить, что буддизм солгал и что история – не это…»